Серж Исаков
Встреча с поэтом.
(рассказ)
В один из дней моя славная рыжая руммейтша с большими сиськами и так и не состоявшаяся герлфренд Зина объявила о том, что, нашла, наконец, покупателя на апартмент и я должен буду съехать к концу месяца. Несмотря на то, что она предупредила меня об этом за месяц, я, как всегда, по собственному, свойственному мне раздолбайству, на заявление это никак не прореагировал и продолжал жить как ни в чем не бывало покуда не оставалось уже дня три до того момента как я должен был съезжать. Но вот ,такой момент наступил, и я, совершенно не представляя, где буду жить, позвонил Лене Гельман, описав ситуацию как критическую. “Послушай, - сказала она, поговори с поэтом, по-моему он как раз искал руммейта”. С поэтом мы случайно познакомились пару недель назад во время одной тусовки на квартире у Лены на Диване: в то время у нее часто собиралась разношерстная литературно-творческая компания странных людей и каким-то образом затесался в нее поэт Алексей Горбатов, известный в узких кругах своим единственным на то время сборником стихов “Спермотоксикоз”. Сборник этот он отпечатал за свой счет тиражом в сто экземпляров, после чего, в порыве душевного смятения, сжег тираж целиком в печке, оставив на память два экземпляра. Помнится, в тот вечер, он читал что-то из “Спермотоксикоза” и народ по-настоящему проникся, почувствовав силу и глубину эмоционального накала его стихов. Впрочем, мне было тогда не до поэзии. “Давай скорее мне его адрес – сказал я Лене. – У меня нет его адреса и телефона у него, по моему, тоже нет – сообщила Лена, но я знаю приблизительно, где находится его дом”.
Поэта в тот день я таки умудрился вычислить через Лену Гельман и сразу отправился к нему. Поэта я раскопал в какой-то гадюшной, кишевшей тараканами студии, в которой из всех предметов мебели были предствалены старое разломанное кресло, стул , круглый обеденный пластмассовый стол со складывающимися ножками а также старый, подобранный со свалки компьютер с принтером, компьютер поэт в основном использовал как пишущую машинку.
-Старик, негде жить, есть тут у тебя какое-нибудь жилье, где можно перекантоваться?
Я сразу же понял, что для поэта я свалился на голову как манна небесная.
-Во, а я как раз только тебя и жду – сейчас пойдем апартмент снимать.И мы в тот же самый день сняли однобедрумный апартмент в том же самом доме этажом выше.Мэнеджер здания-югослав увидев меня, был вне себя от радости – поэт не платил ему рент за студию уже почти пол года а выселить его по причине зимнего времени года с одной стороны и общего дофинизма – с другой, не было никакой возможности, а, скорее всего, желания связываться.
Апартмент на улице Winthrop являл собой классический образец жилья для городских маргиналов. Стоило только войти в подъезд дома, как в нос ударял резкий шмон от смешанного состава, по сравнению с которым какой-нибудь фосген мог показаться натуральным благовонием, которым персидские шахи окуривали свои дворцы, состав этот не испарялся.
Лифт, однако, почти всегда работал. Поэт последние пол-года рент не платил – потратил последние деньги и сидел на голодном пайке. Выручали продовольственные посылки из “АРКА”- еврейской боготворительной организации, за которыми поэт ездил на Диван, предварительно напялив на голову кипу – символ принадлежности к многострадальному. Стрельнув у меня предварительно пару долларов, поэт садился в автобус, курсировавший взад и вперед по Дивану, приезжал в АРК и говорил: “Подайте бедному еврею на пропитание”, - и ему подавали.
Все вечера мы просиживали за чашкой чая, поедая мацу из АРКовского пайка, которую мы намазывали маслом с вареньем и вели бесконечные беседы на философские темы. Именно тогда, в те долгие вечера ночных откровений , поэт поведал мне историю своей жизни.
В начале ничто не предвещало бури и поэт рос, как типичный представитель московской молодежи в благословенную эпоху застоя. Надлом в душе поэта и, одновременно с надломом, рождение поэта, случились в самый роковой возраст – когда поэту стукнуло 18. В то же самое лето в Феодосии поэт пережил свою болдинскую осень.
- Да, именно тогда я ощутил творческий подъем всесокрушающей силы – рассказывал мне поэт во время наших вечерних бесед за чашкой кофе– результатом которого явилось рождение моего бессмертного цикла “Спермотоксикоз”.
Это было настоящим озарением. Я уехал летом на несколько недель в Феодосию, где, собственно говоря , и написал “Спермотоксикоз” за каких-то пару недель. Я работал не выходя из комнаты – это был настоящий взрыв творческой энергии, рванувшейся наружу подобно выстреливанию спермы в момент оргазма. Если бы я не написал “Cпермотоксикоз” – я бы сгорел изнутри тем самым внутренним испепеляющим пламенем.
После этого, сложив в саквояж бесценную рукопись, поэт вернулся в Москву, но нормальная жизнь после испытанного потрясения была уже невозможна. Он рассказал мне, как, однажды, читал отрывки из “Спермотоксикоза”на площади Дзержинского перед зданием КГБ, читал пламенно, привлекая прохожих, пока из здания не вышли двое и не произнесли классическую фразу, которую можно было бы уже и не писать в целях экономии бумаги и времени:”Пройдемте с нами, молодой человек.”
- Ну и что было дальше, - я загорелся интригой – Тебя били?
- Нет, ты что.Все было на редкость интеллигентно.
Вежливый майор КГБ долго беседовал с поэтом в кабинете, говорили о жизни, о литературе и, конечно же, о поэзии. Майор с интересом ознакомился со “Спермотоксикозом” и, в конце беседы, длившейся по словам поэта по меньшей мере два с половиной часа, вынес свой вердикт:
- Стихи,безусловно, хорошие,талантливые, только вот убедительно просим вас больше не читать их, товарищ Горбатов, на площади перед зданием, это чуть-чуть не вписывается в правила, а писать – пишите, поэзия – вещь хорошая. Но если будете продолжать читать, тогда уж не обессудьте, придется вас забрать, но,возможно, уже на более длительный срок, такая у нас работа, сами понимаете.
После этого случая поэт своих стихов в общественных местах больше не читал. Вместо этого он решил жениться по объявлению, первую жену свою он раскопал где-то в Казахстане, хоть и не совсем в юрте, по его словам, но почти что там, в каком-то местном мухосранске.С первой женой жизнь не сложилась и он, также по объявлению, нашел себе вторую. Вторая его жена стала женой чисто номинальной, зато третья жена – настоящей. Третью жену поэт также вычислил по объявлению в подмосковном городе Подольске, а может быть Иваново, я уже точно не помню. Помню, что потенциальных жен для облегчения задачи поэт искал по большей части на периферии. От третьей жены у поэта родилась дочь, но брачная жизнь и на сей раз вскоре разладилась. У поэта наступил тогда глобальный жизненный кризис.
- Я решил исчезнуть из этой жизни, навсегда обрубить концы, и придумал для этого самый простой способ – уехать в Америку ,- вспоминал он.
После этого, по какому-то полу-липовому частному приглашению от какой-то левой знакомой из Бостона, поэт получил гостевую визу в США, на последние деньги купил билет, сел в самолет и, в одночасье улетел в неизвестность, бросив все.
В Нью-Йорке поэта никто не ждал, по английски он не говорил и денег на жизнь у него тоже не было. Поэт отправился на Брайтон Бич и пару недель ночевал у какого-то местного еврея, который, по словам поэта, сдавал одну комнату в доме, площадью в 10 квадратных метров сразу 10-ти жильцам (здесь я, конечно, перегнул палку с количеством жильцов, но то что их было несколько – это совершенно точно). По ночам поэту на голову сыпались с потолка тараканы. Работал он у того же еврея на ремонте апартментов после чего, через несколько дней сбежал и пару суток ночевал под Бруклинским мостом в компании местных негров-бомжей.
- Ну и как бомжи?- поинтересовался я.
- Нормально,они меня хорошо приняли.Я им сразу сказал, что я – русский поэт, даже стихи читал, после чего они меня сразу зауважали.
Далее, из Нью-Йорка поэт отправился в Бостон к тем самым людям, от которых у него было приглашение, но люди те его совершенно не ждали и дали отворот-поворот. Помыкавшись день, поэт решил найти прибежище в стенах русского православного монастыря в Бруклайне. В монастырь его приняли, выделили келью, накормили, напоили и оставили жить послушником.
- Я там прожил месяц а потом пришлось уйти,-продолжал свой рассказ поэт. Надоело мне там. Каждый день заставляли ходить молиться по несколько раз. Я попытался было закосить от молитвы, но мне сказали:”Парень, а как ты хочешь, жить в монастыре на халяву просто так, за красивые глаза?” И я оттуда решил свалить.
Из Бостона поэт подался в Чикаго, кто-то ему подсказал, что в Чикаго лучше всего с работой. Но еще до этого с целью заработать на прокорм, поэт подписался на какой-то медицинский эксперимент. Как-то раз мы ехали в машине и звучала кассета с Dark Side of The Moon Пинк Флойд.
- Слушай, вот эту музыку я запомнил на всю оставшуюся жизнь – в течение двух недель ее крутили без остановки, круглый сутки. Меня посадили тогда в полностью звукоизолированный бункер без окон без дверей, стены и потолок были обиты специальной звукопоглощающей материей, все было покрашено в белый цвет , мебель в бункере тоже отсутствовала.
- И много тебе заплатили за это?- поинтересовался я.
- Пообещали заплатить две тысячи но меня выгнали за несколько дней до окончания эксперимента.
На этом пункте поэт замялся. “Но музыку я запомнил на всю жизнь”- повторил он.
Там же в Бостоне поэт познакомился с масонами.
- Это были жидо-масоны?- оживился я.
- Нет, просто масоны. На самом деле разницы нет, масоны есть масоны, вступить туда может любой и главнее их никого нет– пояснил поэт.
- Как ты их вычислил?
- Это они вычислили меня, ко мне присматривался один американец– масон, он приглашал меня на их заседание. Ты знаешь, если ты вступишь в их организацию, все у тебя в жизни после этого начнет получаться, причем, как будто бы само по себе. Масоны будут помогать тебе во всем. Но обратно тебе выйти из их организации уже не удастся, ты вступаешь только раз на всю оставшуюся жизнь. Неизвестно как сложилась бы моя жизнь, если бы я не уехал тогда из Бостона в Чикаго. (Забегая вперед, скажу, что поэт здесь не совсем был прав в отношении масонов, потому как впоследсвии я познакомился в Чикаго с одним бывшим масоном – книготорговцем, который выписался из масонской организации, потому как не хотел платить членские взносы, правда, он занимал там не самый выскокий ранг, но об этом – потом).
Как только поэт упомянул о масонах я сразу вспомнил одного пушкинского знакомого Юрия Михайловича Некрасова, директора Всесоюзного Музея им. Пушкина. Мы познакомились в эпоху когда разворачивалась первая царскосельская тусовка под предводительством Верпинского. Я несколько раз приходил к нему в музей с какими-то иностранцами на Мойку 12 и он мне рассказал тогда о своей диссертации. Историк по специальности, он первый в Союзе защитил диссертацию по масонам в те времена когда эта тема еще считалась запретной, для этого ему пришлось уехать в какой-то мухосранск, где он благополучно защитился. После этого он установил связи со многими представителями рода Пушкиных а также с потомками декабристов и выпускников Царскосельского Лицея, многие из которых были масонами.
- Интересно, они не пытались предложить вам вступить в масоны? – спросил я его как-то раз.
- Что ты? Сотни раз предлагали, - вступай – не хочу!
Вернемся однако, к теме нашего повествования. Итак, из Бостона поэт отправился в Чикаго. ( Забегая вперед, сразу скажу, что в силу определенных мистических законов, перемещение многих героев этой саги, включая меня самого, происходило по одному и тому же маршруту Нью-Йорк – Бостон- Чикаго), ему кто-то посоветовал ехать туда – “ там легче с работой” – а на дворе шел 1991-й год, в Массачусетсе еще бушевал экономический кризис.
Приехав в Чикаго, поэт устроился вначале на работу к одному американскому еврею-ювелиру, точить алмазы, правда, на работе этой он задержался недолго. Следующим этапом его трудовой биографии стала работа в качестве дормена в гостинице Ридженси- Хайатт, принадлежавшей самым богатым в городе евреям миллиардерам Прицкерам, в даунтауне Чикаго, работа, к слову сказать весьма непыльная и вполне денежная, - открыл дверь, помог поднести чемодан – получил свой тип. Но с этой работы поэта выгнали после чего он долго мыкался в поисках того куда бы можно было приткнуться и, на некоторое время, в силу начавшейся творческой депрессии, был вынужден по его словам “ залечь на дно”, и переехать на ночлег в комнаты городского отделения YMCA, популярного места проживания у всех местных бомжоидных элементов, поскольку комнату в YMCA можно было снять на тот момент чуть ли не за $150-200 в месяц, при этом, постоялец мог въезжать и съезжать в любое время – от него не требовалось подписывать никаких бумаг – въехал, заплатил и живи себе на здоровье. Интересно, что к моменту нашего знакомства, поэт, прожив в стране семь с лишним лет, так и не имел водительских прав, только удостоверение личности штата Иллинойс. Водительские права ему были и в самом деле ни к чему по причине отсутствия машины и каких-либо перспектив на ее приобретение. Работу на тот момент он тоже не искал что мне лично было понятно; -любой истинный поэт плохо приспособлен для производительного труда, тем более в период жизненных кризисов.
У поэта было много жен, но самой выдающейся стала, безусловно, последняя его официальная жена - черная женщина по имени Пенелопа. Сразу по приезду в Чикаго,поэт понял, что единственным легальным способом легализоваться в Америке для него оставался один – женитьба на женщине с американским паспортом. Пораскинув мозгами, поэт решил для себя, что скорее всего на “русского поэта” должна клюнуть черная женщина.
- Черные женщины здесь любят белых мужчин из Европы, для них это – высший шик. Американских мужчин они не любят, но любят белых, рафинированных, educated европейцев.
Как познакомиться с черной женщиной для любви и брака? - Универсальный, проверенный за многие годы способ , помогавший поэту еще в России, не должен был подвести и на сей раз.
-Я раздобыл телефон одного агенства знакомств и позвонил туда. –У вас есть одинокие черные женщины для рафинированного русского поэта? – поинтересовался он.
- Черные женщины для рафинированного русского поэта? – Сколько угодно,- ответили в трубке.-Приходите, мы запишем ваши данные и будем искать.
И я отправился в это самое агенство,- продолжил свой рассказ поэт. –Прихожу,- меня встречает черная женщина, представившаяся Пенелопой.Она как раз и заведовала этим агенством. Пока она записывала все мои данные, я наблюдал за ней, вроде на вид баба как баба, только постарше меня лет на 8-10. И тут я возьми да спроси ее:
- А вы сами, кстати, замужем?
Пенелопа смутилась.
- Нет, я не замужем.
- Так может быть мы тогда и поженимся, чтобы время не терять на лишние поиски, если вы, конечно, ничего не имеете против русского поэта.
Вскоре они поженились и стали жить вместе.С Пенелопой через некоторое время возникли проблемы, история, о которой будет сейчас поведано читателю, стала классической и была рассказана из первых уст самим поэтом десятки раз самым разным слушателям. История эта стала устным бестселлером среди всех тех кто знал поэта. Я же, пренебрегая канонами устного жанра, пересказываю ее в письменном виде.
Пенелопа, как выяснилось, до брака с поэтом восемь лет не имела мужчины, до этого же у нее был какой-то муж-грек, который плохо с ней обращался. Такой “половой гигант”, как поэт, автор бессмертного “Спермотоксикоза” ,не мог не разбудить в ней женщину. Больше всего Пенелопе нравились когда поэт лизал ей клитор. Постепенно, она стала ненасытной на оральные ласки и требовала от поэта все больше и больше.
- Это становилось невозможно больше терпеть, - восклицал поэт, у меня постоянно болела шея , потому что она заставляла меня часами работать языком.
После этого начались серьезные проблемы. В какой-то момент Пенелопа начала, вдруг, подозревать поэта в том, что он – агент КГБ, засланный в Чикаго с целью подрыва американской демократии, и, что у него есть еще две жены на стороне – одна – в Нью Йорке, а другая - почему-то в Милуоках. Закончилась же их love story размолвкой, скандалом и последующим разводом, при всем при этом, в самую последнюю минуту поэт умудрился таки вытянуть клещами из иммиграционного ведомства грин-карту, когда шансов уже практически не оставалось.
Как-то раз поэт мне рассказал , как когда-то хотел снимать кино и с этой целью нашел в Чикаго двух каких-то американцев придурочного вида, коих здесь как грязи.Все вместе они решили зарегистрировать компанию под названием “Тиалпа” после чего закипела работа над сценарием фильма. Согласно идее ненаписанного сценария, это должен был быть фильм об одном молодом американце, которого занесло в Россию и там он влюбился в русскую после чего начались у него разные приключения из стандартного набора приключений иностранцев в России, с той лишь разницей, что действие происходило в эпоху перестройки.
В течение трех лет американцы и поэт встречались, обсуждали сценарий будущего фильма, за три года не было написано ни одной строчки сценария. Правда, поэт все-таки умудрился снять несколько начальных кадров, и для этого он даже отправился в Москву и каким-то образом вышел на известного актера Баталова, которого он попытался заинтересовать своим проектом ; Баталов принял его в своей квартире , вежливо выслушал и вроде бы проявил интерес, дальше чего дело, правда, так и не пошло.
Два придурка-америкоса ,правда, нашли во всем этом для себя определенный кайф; так, фильм с несуществующим сценарием они решили в целях экономии денег, которых не было,почему-то снимать на Беларусьфильме и три года подряд ездили в Минск, снимали там за копейки квартиру, пили водку и ходили на киностудию Беларусьфильм, выдавая себя за будущих спилбергов, за рюмкой водки они пи -дели о кино с местными творческими работниками, которые,наверняка принимали все за чистую монету.
- Что, так и ездили в Минск, чтобы просто пить водку и пи-деть о кино?-спросил я у поэта.
- Да,именно, им очень нравилось там чувствовать себя крутыми, пить водку и пи-деть о кино.
После этого, америкосы эти в целях заработка решили купить автомобиль марки Линкольн Таун чтобы открыть свой собственный лимо-сервис но пролетели и с этим. Поэт,обозвав их мудаками, прекратил с ними всякие отношения. Возможно, америкосы эти так до сих пор и ездят в Минск , пьют там водку и пи-дят о кино.
Как я уже говорил, в своих взглядах на жизнь поэт отличался крайней депрессивностью – “никому мы здесь не нужны,иммигранты, и вообще, никаким капитализмом здесь не пахнет и в помине – один сплошной социализм и на-балово” – это была его любимая фраза.” Эта тема его волновала до такой степени, что он даже написал целую статью – проект политическаого устройства Америки”, которую хотел опубликовать в местных русских газетах. Трактат этот по- прочтении производил странное впечатление, его основная идея , как вспоминается сейчас, состояла в том, что в одном обществе должно существовать параллельно два государства – одно – где царят капиталистические законы джунглей и тотальный капитализм, для тех, кого это устраивает, а другое – социалистического плана, где люди бы, обеспечивались всем необходимым по минимуму и трудились бы за умеренную зарплату, руководствуясь не жаждой срубить побольше денег и “нае-ать другого”, а по-собственному призванию, с учетом общественного интереса.
Трактат этот поэт, судя по всему, обдумывал уже несколько лет, после того как оказался в Америке. Что же касается меня, то случилось так, что в жизни поэта мне суждено было на тот момент сыграть ключевую роль, причем, сам поэт первый это признал и относился ко мне с удивительным пиететом, как к дорогому талисману, посланному ему свыше.
Так, глядя на меня, поэт, неожиданно, решил поменять стиль жизни и начал предпринимать впервые за последние три года усилия в плане поиска работы, тем более, что время для этого было самое что ни на есть благоприятное. Еще в московские годы, поэт вроде бы как учился в институте, правда так и не закончил его, после чего посещал компьютерные курсы, а , по-приезду в Чикаго, сходил несколько раз на занятия в русскую компьютерную школу, коих здесь к тому времени расплодилось больше, чем во всей остальной Америке – организаторы школ спешили заработать деньги на волне продолжавшегося компьютерного бума и тотальной паники перед лицом страшного жупела Y2K. В тот год достаточно было только выйти на улицу и крикнуть, даже нет, тихо шепнуть, что ты программист, как на тебя тотчас набрасывалась целая толпа работодателей с предложениями работы – одно выгоднее другого.
Прямо и косвенно я подстегнул его к тому, чтобы он начать сочинять себе резюме, которое он потом еще долгое время доводил до кондиции и переписывал как минимум раз семь. Наконец, первые комплекты резюме улетели к потенциальным работодателям, правда, первый сеанс джобхантинга завершился неудачно –не считая пары интервью, с традиционным обещанием-отмазкой “мы вам позвоним” не было ничего. Спустя месяц, отмеченный более –менее активными поисками, поэт сказал “все, баста” и ударился в обычную депрессию “мы здесь никому не нужные иммигранты”.
Еще через пару недель, прийдя домой, я услышал от поэта :”Слушай, тут опять какие-то долбое-ы оставили мне мессидж на автоответчике, они мне уже третий мессидж оставляют, упорные гады, чего-то от меня хотят но я им не перезваниваю – все это, Сергеич – очередная туфта, ловить там, судя по всему, нечего. Все это – туфта и обман, никому мы не нужны в этой стране, русские иммигранты – дальше поэт проиграл свою любимую пластинку на тему “никому не нужных русских иммигрантов”.
- Старик, если бы им было нечего ловить, тогда на кой хрен они оставляют тебе третий мессидж подряд, значит они хотят тебе серьезно что-то предложить, - возразил я..
- Сергеич, эта компания находится в какой-то долбанной Итаске, я даже не знал что есть такая . Я посмотрел на карте – где это, туда я на общественном транспорте не доеду, туда –хрен доберешься без машины, разве что ты мне поможешь.
В то время у меня уже была чудо-машина марки Мазда 626 синего цвета 1986 года выпуска, доставшаяся мне в наследство от лучшего друга Петровича и газеты “Неделя”, где мы оба работали. Машина эта ездила на удивление хорошо, несмотря на то, что никто точно не знал сколько на ней было накручено миль– пол-миллиона или весь миллион – на этой машине ездили русские и счетчик миль, по всей видимости, сбивали не один раз. Единственной проблемой была та, что для обеспечения нормальной езды, мне приходилось каждый день заливать туда целую банку моторного масла и такого же объема банку трансмиссионной жидкости – к началу следующего дня обе жидкости иссчезали бесследно внутри ненасытного чрева Мазды и после этого приходилось повторять процедуру заливки по-новой и так – каждый день. При всем при том машина продолжала ездить до самого последнего дня пока в ней что-то не хрустнуло и ее не перекособочило после чего я отвез ее к механику Саше и он , заглянув внутрь, сказал:”Ну все , машина умерла, можешь везти ее на джанк ярд – ездить на ней больше нельзя, она может развалиться прямо посреди хайвея и корпус провалится вниз, мотор правда в ней хороший, но корпус прогнил насквозь. ( У Саши отношение к автомобилям было чисто профессиональное, также как у хирургов к телам пациентов. Мне очень нравилась его коронная фраза, которую я записал в свой блокнот крылатых слов и выражений . Каждый раз, после очередного ремонта, когда я задавал ему вопрос :”Ну как, Саша, машина будет ездить?- он отвечал : Будет ездить пока не умрет”. Было в этой фразе что-то с одной стороны подкупающе-простое а,с другой –глубоко- философское).
Поэта мне было искренне жаль, поэтому, я отпросился на пол дня с работы у шефа и решил сделать доброе дело. Поэт еще, помнится, сказал мне тогда:”Сдается мне , это - мой единственный шанс в жизни, второго такого может не быть”.
И вот мы поехали, мы выехали рано утром и ехали до этой гребаной Итаски ровно пол дня ( уже потом, когда я хорошо освоился с местными хайвеями, я понял, что мы бы могли добраться туда за пол-часа, хотя, с другой стороны, машина уже дышала на ладан и странно дергалась). За несколько дней до интервью мы объездили целую кучу местных фрифт-шопов, где поэт накупил целую кучу пиджаков и галстуков за гроши. Мы долго искали это место, пока не нашли. Офис компании Compuserve находился в шикарной башне посередине поля, внутри – сплошной мрамор и зеркала, меня сразу поразило великолепие этого места. Поднявшись в лифте на тридцать первый этаж, мы вошли в офис компании и поэт удалился в одну из комнат. Минут через десять он вышел и сказал что сейчас начнется интервью, попросив подождать. Интервью длилось долго, чуть ли не полтора часа, краем глаза сквозь приоткрытую дверь я видел как поэт уверенным голосом что-то заливает америкосу по-английски, во всю навешивает лапшу про то какой он ох-тельный программист..
Внезапно, дверь раскрылась и в холле появился поэт в совершенно невменяемом состоянии, его взгляд в ту минуту больше напоминал выражение лица древнеегипетской мумии, которую оживили после того как она две с лишним тысячи лет пролежала в гробнице. Поэт медленно шел в мою сторону держа в вытянутых руках какую-то бумагу. Поровнявшись со мной, он пробормотал невнятным тоном:”Они дали мне контракт, Сергеич, они дали мне контракт”. Его выражение лица в ту минуту можно было сравнить разве что с выражением лица древнеегипетской мумии, которую только-что оживили после того как она две с лишним тысячи лет пролежала в гробнице. Мы вышли из офиса в коридор и стояли возле лифта.
- Сергеич, это – джоб оффер!!! Я только что подписал джоб оффер, слушай старик, мне нужно будет остаться здесь еще на несколько часов, ты поезжай по своим делам, обратно я доберусь своим ходом – глаза поэта горели безумным огнем.
Так поэт получил свою первую в Америке настоящую работу – его взяли на Y2K и дали со старта $36000 – это после семи лет, проведенных в американском подполье и бомжевании.
После этого наша жизнь стала намного веселее –поэтом овладела эйфория от свершений. Впервые в жизни оказавшись при деньгах и солидном положении, поэт сыпал деньгами направо и налево – по нескольку раз в неделю, мы гуляли за его счет в самых лучших ресторанах. Кроме того, устроившись на работу, поэт, немедленно начал давать объявления во всех местных русских газетах по-поводу “молодого, уверенного в себе профессионала, желающего познакомиться с дамой для серьезных отношений”.
Объявление это, к слову говоря, он, раз в две недели, переиначивал, внося необходимые поправки, в соответствии с количеством получаемых от дам звонков. Каждый раз, после звонка очередной дамы, желающей познакомиться, поэт отправлялся на свидание. Нужно отметить, что подход поэта к общению с дамами, желавшими познакомиться, отличался большой оригинальностью. Его тактика знакомства заключалась в том, что уже во время первого свидания с дамой он делал ей с ходу предложение (“А что, Сергеич, жениться – не кирпичи таскать”, – говорил он мне) и после этого наблюдал за реакцией дамы. Сразу после первого, иногда – второго свидания, поэт предлагал даме поехать к нам домой для занятий любовью – это у него стояло вторым пунктом после предложения руки и сердца. Те дамы, которые не соглашались на предложение поэта, значившееся под пунктом #2 , автоматически попадали в разряд плохих и с ними общение на этом прекращалось. Таким образом, он познакомился с Ириной I, ставшей его первой герл-френд с того момента, как мы сняли вдвоем апартмент.
В один из дней он позвонил мне на работу в газету с радостным сообщением.
- Сергеич, я женюсь, жди меня, сейчас я еду к тебе чтобы познакомить тебя со своей невестой.
Через час в голубом мини-вэне приехал поэт с какой-то мадам –хохлушкой, высокого роста. Мадам , которую звали Ира, сразу чего-то застеснялась и что-то такое отвесила на специфическом западноукраинском сленге, коим она владела в совершенстве, потому как была родом из тех краев.Единственное, о чем я по-настоящему жалею сейчас, так это о том, что в тот месяц не записывал на магнитофон весь этот западенский блатной народный фольклор; никогда еще в жизни мне не доводилось слушать подобные уникальные слова и речевые обороты, наполненные таким ярким национальным колоритом. Я ни на минуту не сомневаюсь, что на одних ее высказываниях можно было бы элементарно защитить кандидатскую диссертацию на русской кафедре моего родного филфака ЛГУ.
Отмечать помолвку (поэт, как выяснилось, и в самом деле времени не терял и уже успел раздобыть чистую форму marriage license) мы отправились, как всегда, в ирландский паб в Эванстоне. Вначале все было довольно мило, мы сидели за деревянным столиком на грубо сколоченных деревянных табуретах, потягивая ирландское пиво, однако, к концу вечеринки между поэтом и Ириной I произошла ссора безо всякой причины.- Пойдем отсюда,- сказала Ирина, вытаскивая из сумочки 50-ти долларовую купюру и протягивая ее проходящей мимо официантке.
- Ты чего, с ума сошла, спрячь свои деньги, плачу я ,- возмутился поэт.
- Нет, плачу я, решительным тоном заявила Ирина, продолжая пихать зеленую бумажку выжидающей официантке.
- Забери свои деньги,- завопил поэт, отводя ее руку с зажатой в кулаке купюрой в сторону. Я не позволю, чтобы моя будущая жена платила за себя!
Завязалась натуральная потасовка.
- Спрячь свои деньги!- вопил поэт; при этом он обхватил отчаянно сопротивлявшуюся Ирину обеими руками и потянул ее назад, чуть не свалившись при этом с табурета.
Официантка, наблюдавшая за разворачивающейся сценой борьбы уже минут пять и ,совершенно ох-вшая от странных русских заморочек, тактично отошла от нашего столика метра на три, выжидая, чем все это закончится, - деньги –то ведь все равно ей нужно было с клиентов получить- я же при этом чуть-чуть подвинулся в сторону, чтобы окружающие посетители паба не подумали, что мы знакомы.
Здесь я отвлекусь на время, чтобы сказать пару слов по поводу ирландского паба . Место это мы все обожали и часто любили туда ходить с Сеней Беренштейном, или просто –Семенычем ( Семеныч, почетный член нашей тусовки, был гениальным художником-дизайнером из Москвы и тоже работал в газете “Неделя”). Мы, бывало, приходили, усаживались на деревянные стульчаки, брали пиво и начинали часами медитировать. Где-то к 12 часам ночи- к часу в паб набивалась огромная толпа народу, в этот момент, медитируя под пиво, там можно было встретить массу интересных людей. Например, один раз мы встретили Ленина в кепке, другой- Брюса Виллиса.
- Смотри- Брюс Виллис – показал пальцем Сеня..
Я присмотрелся – точно- натуальный Брюс.
Но самое интересное было однажды, когда мы за один вечер встретили двух интересных чуваков, в частности одного русского парня по имени Андрей.
Мы просто сидели и трепались ни о чем, как, вдруг, подходит к нам простой такой парень, в шортах, игравший до этого в бильярд.
- Здорово мужики, вы что русские. Вот здорово. А я слышу – по русски пи-дят.Вы откуда? Из Москвы, из Питера. Вот здорово, а я тоже из Питера. Я закончил Политех. Приехал в Америку. Здесь женился на американке. Жена моя помогла получить мне грант – рот у Андрея не закрывался ни на секунду- чтобы поступить в Келлог бизнес скул, здесь есть такая престижная школа в Норфвестерне. Я уже заканчиваю в этом году. Ну здесь пиздец, мужики, я по Азии специализируюсь. Я уже три раза был в Китае, в Непале, в Таиланде. Я облазил все Гималаи, лазил по горам. Мне, мужики, Азия нравится, я тащусь от Азии. Вот сейчас закончу колледж, в Азию поеду, сразу дадут мне зарплату 100 тысяч со старта. Я облазил всю Азию вдоль и поперек. Ну, пока , мужики, мне нужно идти, там мои женщины чего-то хотят ,- в этом месте Андрей прервал свою тираду и, испарился, возникнув за соседним столиком в компании двух американских телок.
После этого тоже на русскую речь к нам подсел один американец совершенно отмороженного вида, который сообщил нам, грохоча пивной кружкой по столу, что “РОССИИ НЕТ И ...АФРИКИ НЕТ, И... АЗИИ НЕТ!!!”, сообщил столь решительно, что даже поколебал на какое-то мгновение мои познания в географии, в коей я был силен еще со школьных лет.
- А я в России был, несколько месяцев я прожил в Москве , покуда стажировался в одном институте. Но мне там не понравилось.
- Как так?- удивились мы с Сеней.
- Я там плохо себя чувствовал – не хотел бы я там жить. Там я чувствовал что все вокруг – чужое, все – какое-то страшное. В общем, для меня РОССИИ НЕТ! – чувак заказал еще пива ,- НЕТ РОССИИ!… -чувак все больше и больше распалялся, отхлебывая напиток ,- И АФРИКИ НЕТ! –там тоже, я думаю, мне было бы плохо, - И АЗИИ НЕТ!
Беренштейн при этом чуть не грохнулся со стула.
- Вот так Серега, - сказал он, -Андрюха пропи-дячил через всю Азию, а этот потц после этого говорит, что “Азии нет”.
Вернемся, однако, к нашим новобрачным. Уладив вопрос относительно того кто будет платить поэт мне сказал:
- Сергеич, ты приезжай домой, но не сразу а где-то так через часик, пока мы с Ириной позанимаемя любовью.
- Нет проблем, Лексеич, я вам мешать не буду,- пообещал я.
Вернувшись домой через пару часов я прежде чем войти, вежливо постучал в дверь.
- Заходи,Сергеич, не стесняйся,- раздался голос поэто из-за двери.
Я тихо прошел к себе в комнату. Всю ночь за стенкой трахались поэт с Ириной а под утро начались какие-то разборки. Роман поэта с Ириной первой длился всего лишь месяц, в течение месяца поэт никак не мог решить для себя- жениться ему на Ирине I или нет; marriage license так и не была пущена вход.Каждый день, когда я вечером приезжал с работы домой, поэт начинал мне жаловаться.
- Сергеич, я не знаю что делать, собираюсь я Ирину послать на х-й, не могу я больше с ней, устал, я не могу ее удовлетворить.
Это походило на правду. Ирина, работавшая всю неделю бейбиситтером с проживанием, заявлялась у нас в квартире ближе к уикенду, на выходные и всю ночь требовала от поэта любви, поэт уставал, под утро же начинались долгие разборки, грозившие перерасти во взаимный мордобой.
Несколько раз за этот месяц поэт, вроде бы как послал ее окончательно. Но через пару дней посреди ночи раздался звонок.
- Леша, это я,- в трубке раздался рыдающий голос Ирины, я сейчас в Чикаго, стою на станции CTA, приезжай и забери меня отсюда, я не знаю куда мне ехать! Пожалуйста приезжай скорей.
Поэт, скрипя зубами, оделся и бросился в ночь спасать заблудившуюся Ирину. Через полтора часа он привез ее домой после чего всю ночь они трахались за стенкой. Под утро опять начались разборки.
- Не знаю, что мне с ней делать. Я хотел жениться, но передумал. Я не могу ее удовлетворить, она – натуральная нимфоманка и хочет, чтобы ее удовлетворяли 24 часа в сутки, а я не могу, у меня режим дня, к тому же, она,вдобавок, сумасшедшая. Она разбила чужую машину а мне сказала, что занималась автогонками. Оказывается, у нее, вроде бы даже есть муж, где-то в Германии, с которым она вместе не жила. Я ничего не понимаю, короче, Сергеич, все, я решил - посылаю ее на х-й окончательно.
Как-то раз поэт,вдруг,исчез. Его не было день, второй.На третий день, когда я уже начал волноваться, неожиданно распахнулась дверь и появился поэт, запыхавшись, с мороза, одетый в пальто и пиджак – вид у него был как у ответственного executive, вернувшегося из деловой поездки.
- Старик, ты куда пропал, исчез, ничего не сказал – я уж было подумал – не случилось ли чего?
- Нет Сергеич, все нормально, я ездил в Спрингфилд. (Спрингфилд – столица штата Иллинойс, город, где родился Авраам Линкольн, находится от Чикаго в 200 милях и туда пилить минимум 3 слишним часа по хайвею. Делать там ну совершенно не хрен, если ты , конечно, не член местного Конгресса.-прим.автора).
- Что ты в Спрингфилде- то забыл?
- Я ездил к шаману.
Я уже к тому времени привык ничему в жизни не удивляться, однако продолжал проявлять любопытство.
- А откуда ты узнал что шаман непременно должен находиться в Спрингфилде?
- Голос мне подсказал. Я услышал голос сверху,который говорил мне:”Леша,тебе нужно поехать в Спрингфилд чтобы встретиться с шаманом и я поехал.
- Ну и как, встретился?
- Да, естественно.И он мне сказал что-то важное, он мне сказал, что в моей жизни вскоре начнется совершенно новый этап и должен буду переосмыслить всю свою жизнь.
- А как ты его нашел там, черт побери?
- Мы сразу узнали друг друга; я шел по улице а он шел прямо мне навстречу.
- Он что, был одет, как настоящий шаман?
- Нет, он был одет, как и все люди вокруг,но я сразу понял что это – шаман и подошел к нему.
Больше я вопросов не задавал и пошел заваривать кофе.
Еще через пару недель, поэт, явившись с работы, с деловым видом заявил, что едет в Акапулько. “Сергеич, я еду в Акапулько”- сказал поэт, - вернусь через неделю, - я тебе позвоню” – и через час свалил. Через пару дней он мне позвонил из Акапулько, его голос выражал при этом полный восторг:”Сергеич, здесь офигительно, ты должен здесь побывать! У нас в Чикаго – зима, я здесь – плюс 90 и – повсюду пальмы и море. Я бы здесь остался жить надолго”. Вернувшись через неделю, он был в полном восторге, выложив передо мной привезенные из Мексики сувениры - мексиканскую кожаную сумку и набор бутылок местной текилы всевозможных размеров и марок. “Старик – сказал он, я решил через некоторое время уехать отсюда на фиг, в Акапулько, там – замечательно, тепло, солнечно, попадаются красивые девушки и народ разъезжает по улицам в Фольцвагенах – Битлах образца 60-х годов – их там, говорят, по-прежнему клепают. В гостинице, где я жил, я познакомился с мексиканской девушкой-официанткой и пытался с ней общаться на испанском. Сечас вот, подучу немного испанский и поеду сразу на несколько месяцев”.
В Акапулько поэт больше с тех пор не ездил. Тем временем , количество женщин поэта продолжало расти в геометрической прогрессии.
Чикаго 2000 - 2002